Швейцарский город Монтрё зажат между берегом Женевского озера и отрогами Альп, что создает для него, его жителей и гостей удивительный климатический оазис. Летом здесь не жарко, а зимой – не холодно. На набережной можно полюбоваться даже пальмами, словно выросшими на южном побережье Средиземного моря.
В знаменитом казино Монтрё можно выиграть или оставить целое состояние. Проигравшему подобную сумму администрация казино обязуется купить билет на самолет в любую точку мира. Но славится Монтрё не только этим. Этот город знаменит не только роскошными гостиницами, выстроенные в классическом парижском стиле начала прошлого века, уютными гаванями, многочисленными ресторанами и барами. И не только поездом номер 90, который идет от Женевы до города ровно 59 минут (!). Подчеркнем, не час, не 55 минут, не час десять или «примерно час», а ровно 59 минут. Так указано в расписании, так он и ходит. Две остановки – в Лозанне и Веве, - и ты – в Монтрё. Минута в минуту, как записано в расписании. Этот поезд можно считать символом швейцарской точности.
Главной исторической достопримечательности Монтрё считается старинная, XII века крепость – Шильонский замок с его казематами, каменными подвалами с бочками вина, залами, украшенными средневековой росписью, деревянными галереями, с которых когда-то защитники замка отражали атаки королевских гвардейцев, поднимались в башни к чугунным пушкам, что смотрят на Альпы и озеро, охраняя крепость от захватчиков.
На тенистой набережной Монтрё под причудливо подстриженными платанами во все времена прогуливалась самая разношерстная публика.
Когда-то в каких-то пятидесяти метрах от набережной в звукостудии, которая была открыта в 1979 году, записывалась знаменитая рок-группа Queen. Сегодня здесь расположен музей, кстати, бесплатный. В нем все осталось, как было в те не очень далекие времена, - музыкальные инструменты, костюмы звезд, которые входили в ее состав, и даже микшерский пульт, с помощью которого легендарный Фредди Меркьюри записывал свои композиции. Скульптура Фредди с поднятой в экстазе правой рукой стоит у самого среза воды Женевского озера. Его фанаты засыпают памятник живыми цветами, оставляют у ног певца свои записки и рождественские открытки с поздравлениями.
Эти живописные места сыграли важную роль в жизни многих неординарных личностей. Но для России Монтрё больше, чем Монтрё. В особенности, это касается писателей. Но вот странно — по-настоящему достойного описания этих мест на русском языке, мы, пожалуй, и не найдем. «Живописно», «поэтично», «красиво», «декорация»… На удивление, эта воплощенная Красота с трудом поддается точному и образному описанию!
Цепочку великих соотечественников — мастеров по перу, кто оставил записи о своем времени на Женевском озере, открывает Николай Карамзин. Он провел в Женеве и окрестностях пять месяцев (1789-1790), но описание открывает скучнейшим восклицанием: «Итак, я уже в Швейцарии, в стране живописной натуры… Какие места! Какие места!» Действительно, места красивые. И не зря они по сей день считаются оздоровительным курортом, Карамзин проверил на себе: «Кажется, что здешний воздух имеет в себе нечто оживляющее: дыхание мое стало легче и свободнее, стан мой распрямился…» Обратился автор «Бедной Лизы» и к теме питания: «Говорят, будто в Швейцарии вообще больше едят, нежели в других землях, и приписывают это действию здешнего острого воздуха». Все так: здесь потрясающе готовят. Вознегодовал он на уличных малолетних попрошаек, а еще на «отменно глупые и смешные» надписи на швейцарских домах. Например: «Сохрани нас Господь от пожара ночною порою, ибо сей дом называется терпеливою овцою». Или еще хуже: «На Бога уповай ты мыслию своею, ибо сей дом называется черною свиньею». (Карамзин призвал человечество не дурачиться.) Отметил городки Вевё и Кларан, лежащие совсем рядом с Монтре «на берегу прекраснейшего в свете озера» - Женевского.
А в остальном у Карамзина будут только «слезы счастия» на «лоне природы», «веселые поселяне» и прочая пастушеская идиллия - такой запомнилась ему Швейцария. И только прощаясь с этим краем, он выдает прекрасное: «Да будет их республика многие, многие лета прекрасною игрушкою на земном шаре». Эти и другие прекрасные строки можно прочесть в «Письмах русского путешественника», на которые Карамзина вдохновило путешествие в том числе и по Швейцарии.
Следующие знаменитым русским в этих местах окажется Василий Жуковский — он сопровождал в путешествии императрицу Александру Федоровну (супругу Николая I) и в 1821 году заехал сюда. И то же: «Мой дом в поэтическом месте, на самом берегу Женевского озера, на краю Симплонской дороги…» Василий Андреевич так полюбит Швейцарию и вообще Европу, что в 1830-х приедет сюда снова — уже на лечение. А в первое посещение он посетил Шильонский замок, проникся его духом и тут же приступил к переводу «Шильонского узника» Байрона.
Вслед за Жуковским в Швейцарии оказался и Гоголь. Николай Васильевич был человек с юмором; бродил буквально по следам Жуковского, о чем писал ему в письмах, тоже осмотрел замок, «нацарапал даже свое имя русскими буквами в Шильонском подземелье» (хулиган!). «Сначала было мне несколько скучно, потом я привык… Всё виды да виды, в конце концов тошно от них делается». А все же Гоголю стало хорошо, когда он прибыл в Вевё и начал… писать. Продолжать «Мертвые души».
Женевское озеро вдохновляет… Сдержанные, независимые, практически идеальные пейзажи Монтрё и окрестностей словно созданы быть правильной декорацией, но не главным героем. Они, не перетягивая внимание на себя, служат человеку скромно, раскрывая его ресурсы, даря чувство свободы.
Вот и молодой Лев Толстой в ходе европейского путешествия 1857 года ощутил их целительную силу. «Я два месяца прожил в Clarens, но всякий раз, когда я… отворял ставни окна… и взглядывал на озеро и на зеленые и далью синие горы, отражавшиеся в нем, красота ослепляла меня и мгновенно, с силой неожиданного, действовала на меня. Тотчас же мне хотелось любить, я даже чувствовал в себе любовь к себе, и жалел о прошедшем, надеялся на будущее, и жить мне становилось радостно…» Толстой очень много ходил по этим местам пешком, отправляясь в дальние походы и ночуя на постоялых дворах, и творческий импульс, который дарим всем Швейцария, не обошел и его: он принялся там за дневниковые «Путевые записки по Швейцарии». И хотя сам он остался текстом недоволен, записки вошли в наследие Толстого и читаются сегодня как прекрасный трэвелблог.
Тютчев, Тургенев, Бунин, Мережковский, Достоевский («в самом роскошном балете такой декорации нету, как этот берег Женевского озера…»), Бердяев, друг отца Набокова Павел Милюков, Белый, Андреев, Горький… Многие из них пытались, как могли, описать красоту Швейцарии — с разной степенью успешности. Но главное — каждому из писателей есть чем похвастаться, на что вдохновили их здешние «декорации».
А Владимир Набоков и вовсе не написал о красоте Монтрё ни слова. Сегодня, несмотря на весь список наших знаменитостей в Швейцарии, это самый известный исторический миф Монтрё — в первую очередь благодаря мировой его славе. Шестнадцать лет они с супругой Верой прожили в 8-комнатных апартаментах люксового отеля «Палас». Впрочем, в Монтрё любой отель — люксовый, и, если бы вы попали сегодня в этот номер под названием «Набоков», вы бы удивились скромности его обстановки. Кстати, попасть в комнаты сейчас можно, но сложно: они нарасхват, хотя и дороги, и разбиты на несколько небольших номеров. А холлы отеля, видимо, напоминали автору «Лолиты» залы Петербурга, где остался его «единственный дом» — высокие потолки, простор, пышность, канделябры на 10 электрических свечей… Но тс-с-с, осторожно, Набоков-Сирин терпеть не мог такого рода сравнений (тем более за него!) — «безнадежная приблизительность»…
…В Монтрё Владимир Набоков закончил свои примечания к «Евгению Онегину», начал последний роман «Лаура и ее оригинал», написал «Аду, или Радости страсти», «Бледное пламя» и многое другое…
В случае с Монтрё, видно, всякое сравнение хромает. Но побывав здесь хотя бы раз, очень трудно расстаться с этим городом и не опоздать на поезд номер 90, который тютелька в тютельку возвращается в Женеву за каких-то ровно 59 минут.